К столь же глубокой старине, как и былины, относятся предания о временах удельного Черниговского княжества.
Повествуют они, между прочим, о клятве Давидовичей и Ольговичей жить в мире и действовать за одно з Изяславом. Клятва эта, произнесенная ими торжественно, с лобызанием креста в Черниговском соборе Спаса, в присутствии Феодосия Печерского и при Федоре епископе Белгородском, тотчас же была нарушена.
Здесь усматривается характеристика потомков владетельного князя Святослава Ярославовича. Но без основания же летописи представляют их, как людей беспокойных нравом, затевавших споры и ссоры с соседними владетелями, легко относившихся и к праву собственности, и к жизни человеческой, и к клятвам, которые они давали.
Неизвестный автор «Слова о полку Игореве» (Игорь Святославович, внук Олега, княжил одно время в Чернигове, герой неудачного похода на половцев в 1185 г.) говорит, что усобица князей отвела их от брани на поганых, что брат брату сказал: «это мое, и то мое же», что начали князья про малое говорить: «это великое» и сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую. «В княжеских крамолах веки чоловекам сократились. Тогда на Русской земле редко оратаи шумели. Но часто враны капкали, деля себе трупы, а галки свою речь говорили, собираясь на корми свои».
Не даром автор называет Святославичей – Гориславичами, считает неудачу и пленение Игоря плодом исключительно княжеских междоусобиц и говоря, что «застонал Киев в печали, Чернигов в напасти и разлилась тоска по земле Русской после пленения Игоря», видит в Игоре исключение из числа прочих князей, последнюю погибшую надежду народа на лучшее.
Несравненно в более светлых красках, чем князей – крамольников, предание рисует образ Владимира Мономаха (1123 -1125 годах княжил в Чернигове).
Оно рассказывает, между прочим, о роскошном пире, данном Мономахом в Чернигове, на Красном дворе, «почетному колоднику «Олегу Святославовичу – черта великодушия и благородства. ( Олег Святославович господствовал в области Владимирской; он должен был, по воле детей своих, выехать оттуда и жить праздно в Чернигове» (Карамзин).
Место красного двора не дознано, но вполне основательно предполагать его в центре древнего города.
Владимир Мономах в своем «поучении» детям часто упоминает Чернигов, особенно говоря о своих охотах в лесах под этим городом. За Черниговом он угонывал по сто зверей, а в Чернигове коней диких живых вязал сам путами по 10 и по 20-ти; при этом жизнь его подвергалась многим опасностям и только счастливый случай оберегал его от смерти. Следует заметить, что охота не была праздною забавою, не пустою тратою времени, а спасательным подвигом – она поражала не мирных, безвредных животных, а свирепых, или доставляла полезность человеку. (Охота «в пущах», около Чернигова, на тура, вепря и лютого зверя (волка) вспоминается также в былинах об Иване Годиновиче).
Можно себе представить, по данным «поучения», какое множество зверей обитало в те далекие времена в лесах и полях под Черниговом и каковы были эти леса!
Из исторических источников, относящимся к тем временам, видно, что по оврагам, горам и берегам рек некогда тянулись бесконечные леса. Высоко поднимались к небу старые, ветвистые сосны и вековые дубы. Непроглядной стеною темнелись раскидистые ясени, вязы, грабы, клены, стройные березы и благоухающие липы. Густо разростались непролазный терновник, боярышник, тальник, камыш и разные мелкие ягодные растения.
Необъятные степи были сплошь покрыты густою и вдоль высокою травою, что в ней не было видно всадника на лошади. Ярким ковром пестрели тысячи цветов; серебрилась ковыль; словно море, волновались и шумели в непогоду зеленые заросли. А в этих степных и лесных зарослях кишела различная дичь: зубры, олени, буйволы, медведи, сайгаки, рыси, дикие кони, кабаны, волки, лисицы, зайцы, дрофы, стрепета и глухари.
Реки и озера были полны разной рыбой, которая часто, как гласит предание, задыхалась от тесноты. Большими стаями плавали в водах лебеди, гуси, утки, бабы-птицы.
От обилия лесов и дичи воспроизводили слово «Чернигов». Так: некоторые утверждали, что город получил название по черным лесам, черному гаю, бывшему в том месте, подобно тому, как многие селения в Малороссии, напр.: Чернолеска, Черногорка, Черниговка а Херсонской губ., Чернобыль и др. получили также свое название от чернолесия; другие воспроизводили название города от «Сернигов», по обилию серн.
Воспроизводят также от слова «Цернигов», утверждая, что тут жила когда-то княжна Церна, и от Черного князя, убитого якобы в сражениис козарами и погребенного на том месте, где Чернигов. Есть и другие подобные предположения, но к положительному выводу по этому предмету до сих пор не пришли и вопрос о происхождении названия Чернигов остается открытым.
Чернигов, так тесно связанный с Киевом, колыбелью христианской веры на Руси, и близко от него стоящий, является одним из первых рассадников христианства на Русской земле, ревностным последователем стольного города. Отсюда многие предания, к тому далекому времени относящиеся, носят характер религиозно-, поучительный, строго нравственный.
Вот пересказы их.
1 августа 1123 г. Черниговский князь Давид Святославович лежал на смертном одре. Митрополит Феоктист, заметив близость его кончины, велел петь канон кресту Господню. В то время влетел белый голуб и сел на грудь умирающего. Князь скончался, голубь улетел, наполнив храмину благоуханием. Тело князя внесли в Спасский храм, но увидев, что над крестом храма появилась звезда, которая отошла и остановилась над крестом Бориса и Глеба, понесли туда тело князя. Так как гроб не был еще готов, а солнце уже заходило, то Епископ хотел отложить погребение до утра. Но ему сообщили, что солнце не скрывается, а стоит на одном месте. Едва только принесли гроб, как солнце скрылось за горизонтом.
В этом предании, долго сохранявшемся в народе, посредством устной передачи, как нельзя более сказались симпатия и уважение народа к князю Давиду, отличавшемуся благочестием, редкой добротой и кротким нравом.
Усыпальницей Черниговских князей в те времена служил Спасо-Преображенский собор: в нем были похоронены и Мстислав Удалой – основатель храма, и Святослав Ярославович – родоначальник князей Черниговских, и сын его Борис, убитый в войне со своими дядями пол Нежином, и Глеб Святославович. Давид же Святославович погребен в храме, им самим построенном. Лишившись в 1120 г. Сына Ростислава, князь, из любви к сыну и благовенью к святым князьям Борису и Глебу, построил храм во имя св. Бориса и Глеба – храм, освященный святителем Феоктистом, который был причислен к лику святых и покоится в Печерской обители.
Сопоставляя это с летописным сообщением о любви Святителя к князю Давиду, находим подтверждение, что князь действительно отличался высокими нравственными качествами.
Чрезвычайно трогательное и высокопоучительное предание передают летописи о святом мученике – князе Михаиле и боярине его Федоре. Предание это используется и поныне наибольшей популярностью.
Когда Михаил прибыл в стан Батыя, то волхвы татарские потребовали, чтобы он шел сквозь разложенный перед ставкою священный огонь и поклонился их кумирам. – «Нет – сказал Михаил – я могу поклониться царю вашему, ибо небо вручило ему судьбу государств земных, но христианин не служит не огню, ни глухим идолам». Ни угрозы хана смертью, ни мольбы и слезы юного Бориса, ни убеждения вельмож ростовских, что они берет на себя грех и торжественное покаяние, если Михаил исполнит волю Батыя, как это уже сделали другие князья, не могли поколебать твердости Михаила. Он вынул имевшиеся при нем запасные Дары, вместе с любимцем своим Федором причастился св. Таин и громко запел псалмы Давида. Вельможи продолжали упрашивать князя. – «Для вас не погублю души» - говорил Михаил и, сбросив с себя княжескую мантию, промолвил: «возьмите славу мира; хочу небесной».
По данному знаку убийцы набросились на Михаила, повалили на землю, били и топтали его. Присутствовавшие тут же бояре русские в безмолвном ужасе глядели на эту страшную сцену. Один лишь Федор стоял спокойно и с веселым видом ободрял терзаемого князя. Долго мучили татары Михаила, пока наконец отступник от веры христианской, Доман, житель Путивля, не отсек ему голову. Паач этот слышал последние слова, произнесенные князем. Слова эти были: «христианин есмь».
Повествование о св. князе Михаиле обрисовывает тяжелое время ханского владычества.
История говорит, что с наступлением татарского владычества князь Михаил Всеволодович укрывался в Венгрии; в 1246 г. Он возвратился на родину, но едва приступил к возобновлению родного города, как был вытребован в ханскую ставку. Там он и умер мученической смертью, твердый в своей вере и сильный духом.
Мощи св. князя Михаила покоились в Спасо-Преображенском соборе, а в 1572 г. Были перенесены царем Иоанном в Москву.
|
